Механист - Страница 94

Убийца резко поднялся и развернулся лицом к твари. Вик тоже напрягся — на грани возможностей его слуха можно было различить неприятное, клокочущее потрескивание.

Странное, жуткое и влекущее. Казалось, измени тварь хоть на толику тембр или диапазон — и зрителей охватит ужас. Как на Горе Мертвецов. Но измени еще немного — наступит всеобщая эйфория. Это речь Дракона.

Видимо, Богдан также ее не только чувствовал, но и слышал — а значит, слух у него был не менее острый, чем у механиста. Их похожесть начала слегка раздражать Вика. Только слушал Убийца совсем недолго, хмыкнул:

— Снова за старое.

— О чем он говорит? — прошептала Венедис.

— Поет. Про звезду, — фыркнул Богдан. — Любимая мозоль.

И полез в мешок за спальником.

— Про какую звезду?

— Про Мертвую? — догадался Старьевщик.

— Угу.

— И… что конкретно?

— Быть туда — важно, — ответил за молчащего Убийцу Килим.

Венди удивленно посмотрела на вогула:

— Ты понимаешь Дракона?

Охотник на мгновение задумался:

— Нет. Но он поет — и туда хочется.

— Это они мастера, — подтвердил Богдан, — пудрить мозг.

— Спроси у него: как туда попасть?

— Сама и спроси — он по-людски понимает, когда хочет.

Ведь очевидно — никакое горло не способно воспроизвести такие звуки, как и человеческие слова, скорее всего, не доступны Драконьим органам речи. Поэтому и общаться человек и Дракон могут только так — говоря каждый на своем языке, но понимая друг друга.

— Но как я услышу ответ?

Убийца молча взял спальник и потащился в глубь логова. Время и на самом деле было уже позднее.

— Он не ответит, — успокоил девушку механист. — Если б Дракон знал как — Убийца не просил бы тебя доставить на звезду его самого.

— Логика, — донеслось оттуда, где, шебарша в полумраке, устраивался на ночлег Богдан. — Уважаю.

— И вообще, я думаю, что Дракон поселился на старом космодроме именно из-за этого. — Вик умышленно повысил голос — хотелось получить подтверждение этой догадки.

— А то! — оправдал ожидания Убийца. — Он тут и пусковую площадку восстановил, переделал на Драконий лад, несколько пробных стартов провел. Ничего не вышло, космонавтика — слишком высокотехнологичная отрасль для одиночки. Даже если он — Дракон.

Вик кивнул — все сходилось.

— Еще, мне кажется, что Богдан сам здесь оказался по той же причине?

— Да пошел ты… — лениво раздалось из темноты.

То ли пение Дракона окончательно ломает скрепы, связывающие мой рассудок, то ли небесные шрамы над Плесецком до сих пор не защищают землю от ультрафиолета или еще каких-нибудь вселенских эманаций, но сон мой уже совсем не отличается от яви, а та недавняя реальность с неряшливыми Убийцами, заброшенными космодромами и насекомоподобными Драконами кажется горячечным видением.

Здесь же все легко и естественно. Я присаживаюсь на корточки напротив ребенка. Вполне материальный «я», не бесплотный дух, не сгусток эмоций, не поток сознания. Только я и ребенок. И никаких опостылевших Фениксов и Уроборосов.

У меня никогда не было семьи. Никогда не было детей. Я не знаю, как себя с ними вести. Мне сначала неловко.

Я улыбаюсь. Он осклабляется в ответ — слюнявая щербатая улыбка.

Я говорю — он меня не понимает, но, открыв рот, слушает звуки моего голоса.

Я показываю какие-то наивные фокусы. Картинно откручиваю фалангу большого пальца, дую в кулак, возвращаю все на место. Ребенок потрясен. Подбираю с земли два похожих камешка, один незаметно кладу в рот, другой будто бы засовываю в ухо. Выплевываю первый. Я — объект восхищения.

С трудом определяю источник и в тусклом свете играю на стене тенью от собственных ладоней. Две собачьи головы — на большее я не способен. Но этого достаточно — с лихвой. Мой неприхотливый зритель покорен.

И пускай он выглядит как запущенный деградат. Уверен — ребенка можно отмыть, залечить язвы, даже с косоглазием что-то сделать. Уделить ему внимание, научить играть, понимать речь, разговаривать. Потому что он не так далек от нормального человеческого состояния, как кажется на первый взгляд.

И уж точно — нет никакой необходимости его убивать.

Вик проснулся даже с некоторым сожалением — действительность выглядит абсурднее иного сновидения. Неудивительно — после ночевки в логове Дракона.

О том, что уже утро, не говорило ничего, кроме биологических часов, — все тот же тусклый полумрак, отблески костра на замшелых бревнах внутреннего убранства. И уже поднявшиеся, беседующие попутчики. Венди совсем, что ли, не ложилась, постигая нюансы Драконьей лексики?

— Это его любимый мотив. — Убийца ленив и пренебрежителен, как всегда. — Для Драконов бог един и персонифицирован — в личине матки. «Вопрошайте божества своего места» — дежурная отмазка. Только местные боги давно уже эмигрировали туда, где нас нет. Так что спросить не с кого, увы.

— Тогда откуда он знает, что именно я в состоянии это сделать?

Надо же — девчонке за ночь и в самом деле удалось что-то выудить из Дракона? Понять друг друга видоку с Драконом можно и на эмоциональном уровне?

— А ты, значит, в состоянии?

— Отчасти.

— Так давай — вопроси.

— Не здесь. Обстановка чуждая.

— Ох, неужели…

Такое активное присутствие в разговоре навевало на мысль, что он Убийце небезынтересен. Вопрос посещения Мертвой звезды. Только разговорами все и ограничилось — Богдан уже сидел на снаряженном рюкзаке. Договоренность, как ни крути, оставалась в силе — к Дракону их отвели, взамен Убийца имел право на покой и одиночество. Он-то еще не знал, что ему предначертана целая статутная княгиня с приданым.