Механист - Страница 90


К оглавлению

90

Глава 11

В первую очередь — запах. Осязаемо тяжелый, кислый и чужеродный. Не сказать, чтобы отталкивающий. Иной. Следующее — свет. Желтый, неравномерный, нервный. Явно искусственный, уж не от того ли турбогенератора, что и дом Убийцы? Я теперь ничему не удивляюсь. А еще где-то в центре, швыряя резкие отблески, пылает настоящий костер. Однако, прохладно.

Капонир, приспособленный для Драконьих нужд, размерами соперничает с подвалом Убийцы — судя по высоте потолков. Ну и, конечно, не пещера и не логово. Обиталище. Настолько другое, не совместимое с человеческими понятиями о комфорте, что кажется хаотическим нагромождением брусьев, перекладин и подвесов. Ровных участков пола практически нет, и здесь я чувствую себя иголкой, затерявшейся в стоге сена, или гостем гигантского муравейника.

Богдан сбрасывает с плеча замерзшую тушу, и она гремит, нарушая поскрипывающее беззвучие этого места. Акустика, учитывая странную планировку, здесь тоже необычная. Убийца перескакивает через толстенные бревна, пробирается к центру и бормочет себе под нос неслышно — для всех, кроме меня: «Млять, как в клетке у хомячка, тебе бы, тварь, еще колесо приладить».

Тащимся за ним, как будто не олень, оставшийся у входа, а мы жертвенные животные. Он идет вперед непринужденно и матерится, когда цепляется за очередное препятствие. Мы — молча, плечом к плечу, опасливо впихивая себя в инородность обители Дракона. Поэтому он — быстро, а мы — медленно. Приближаемся к огню. Костер тоже большой, гипертрофированный, как и вся обстановка.

Богдан останавливается, чтобы поправить какую-то лямку, и когда выпрямляется, я вижу застывшие в миллиметре от его затылка клыки-жвала. Костяные лезвия с зубцами длиной в фалангу, глянцево блестящие от слизи, каждый, как мой палаш, — огромные ножницы, раскрытые по сторонам от висков Убийцы. Один щелчок — и голова, разбрасывая веер кровавых брызг, превратится месиво костей и мозга.

Мы неподвижны — среди скопления древесных стволов я теперь могу опознать ветви-лапы, ростки-щетину и прутья-вибриссы. Дракон, маскирующий цвет тела, немного в стороне над нами и сбоку-позади Убийцы. Достаточно большой, если только я не принимаю настоящее дерево за участки его тела. Такие громоздкие создания не должны передвигаться настолько бесшумно. Может, он ждал нас, затаившись, рассматривая иссиня-шагреневыми глазами и отражая блики костра матовой броней, покрывающей голову, шею, все тело?

Панцирь покрыт замшелыми наростами — это что, тоже элемент маскировки?

Оказывается, многое можно увидеть, пока размышлял — успею ли выстрелить прежде, чем застывшее вниз головой существо атакует, и причинит ли ему мой выстрел какой-нибудь вред? Убийца смотрит в другую сторону — не видит нависающей угрозы. Тянусь одними пальцами к стрельбе.

— Ну что? — не оборачиваясь произносит Богдан. — Пришли убивать — дерзайте!

— Но это же совсем не дракон, — возражает Венедис.

Убийца оборачивается, кривит нос, как от неприятного запаха, но в остальном игнорирует жвала вблизи от своего лица.

— А чего ты хотела — огнедышащего варана?

Все-таки драконы бывают разные.

И оленину можно приготовить по-всякому. Два основных варианта — вкусно и плохо. Можно вымочить в уксусе, поджарить на углях или тушить в глиняном горшке. В сметане. Получится — пальчики оближешь. Но для этого необходимо время.

Если же отхватить от замороженной туши ногу, наспех опалить-соскрести шкуру и подержать над открытым огнем, лишь поливая рассолом, в котором, кроме упомянутой соли, никаких приправ, — как получить тающее во рту ароматное лакомство? Практически невозможно. Поэтому то, что сейчас ели гости Дракона, было отвратительно на вкус.

Вик с удивлением заметил, что он всего ничего на воле, да и то — не в самых комфортабельных условиях, а уже начинает привередничать в пище, впрочем, еда — это необходимая организму энергия, а удовольствие от нее — признак не всегда позволительной роскоши. Механист самозабвенно вгрызался в подгоревшее и пересоленное жесткое мясо, искоса поглядывал на спутников. Килим поглощал яство вежливо, но по всему было видно, что с большим удовольствием настрогал бы сырой оленины тонкими ломтиками, присыпал бы солью и не мудрствовал бы с обжигом. Сырое мясо — продукт небезопасный для цивилизованных желудков, оттого Венедис о подобном мечтать не смела. Но и предложенную стряпню есть, видимо, не смогла — отложила в сторону.

Зато Убийца работал челюстями за себя и за всех остальных — бесстрастно, словно вкусовые рецепторы у него отсутствовали напрочь. Не кривился и не причитал, еще бы — ведь он сам и был автором этого кулинарного шедевра.

Вкус — вдруг понял Старьевщик — вот чего недостает Богдану. К настоящему, к будущему да и, наверное, к прошлому. К жизни. Иначе откуда бардак в его доме, давно остывшая кузница, рваный кожух и вот этот, с одного бока подпаленный, с другого сырой, с кровью, кусок оленины — наглядный пример отношения Убийцы к окружающему? Дегенерация вкуса.

Дракон, понятное дело, ничего есть не стал. Свою, оставшуюся трехногую часть оленя он по-хозяйски выпотрошил, причем под его когтями замороженная плоть расползалась, как мокрая бумага, затем окунул тушу в стоящий на огне здоровенный чан с чем-то вязким и дурманно пахнущим — именно тем запахом, который задавал общий ароматический тон в логове. Через минуту извлек и принялся неспешно вращать в своих клешнях, наматывая липкое содержимое емкости на добычу, как карамель на палочку, время от времени поправляя что-то жвалами и сдабривая процесс слюной-слизью.

90