Механист - Страница 62

Ничего загадочного — сплошная лирика. Мужчина и женщина — обнаженные. Посередине — извилистая дорога, уходящая за горизонт. Над ними — существо с пылающими волосами и лицом ребенка. В его руках — натянутый лук и стрела, наложенная на тетиву. Узор по кругу — зеленые ветви с цветущими розами и наливными яблоками.

Как трогательно — небо, звезды и такая отнюдь недвусмысленная картинка. Очень удачно подобрано время.

— Мужчина, женщина — связь, — легко поддался Старьевщик. — Небо — опасность, ребенок может убить. Какой-то метеор или звезда?

— Связь… — Венди вздохнула, а у Вика в очередной раз заныло внизу живота. — Карта называется «Возлюбленные», но не стоит воспринимать ее поверхностно. Подспудный смысл — Выбор. Между духовным и плотским, эмоциональным и рациональным или даже просто — между двумя равными ценностями. Еще проще — Выбор Пути. Тот, кого ты назвал ребенком-убийцей… в классическом понимании — дитя-божество. Имен ему тысячи — Камадева, Эрот, Путто. Его стрелы не убивают, а несут любовь или познание. Еще на этой карте он может быть Голосом. Гласом предков, совести, внешнего или внутреннего. А твоя версия — как минимум нетривиальна. Даже не знаю…

Насчет стрел любви Вику тоже понравилось больше. Рука, сама, неловко потянулась к плечу Венедис, но девушка торопливо сменила тему:

— Сколько времени прошло с Большой Войны?

Вот и вся любовь со стрелами.

Вопрос сложный — с начала Войны или с ее окончания? Или какого-то переломного этапа? Та война не началась и тем более не закончилась в один день и продолжалась с разной интенсивностью добрых полвека. Впрочем, Вик не брат-свидетель — они разбирались в истории не в пример лучше и считали последнюю эру человечества от Исхода последних богов. В какой период Войны случился Исход, толком никто не помнил, но с этой отправной точки прошла уйма почтенных лет. Около семи с лишним замшелых сотен.

В каганатах официальное летоисчисление велось с более позднего времени Хана Одина — поддерживаемый ванскими наемниками, он жестко прогнул под себя совет старейшин и сел в Ишиме пятьсот тридцать восемь лет назад.

Венди согласно кивнула, услышав дату.

— А с Зеленого Неба — порядка тридцати? Можешь представить, что эти два события взаимосвязаны, причем древнее вызвано недавним, а не наоборот? И связь настолько же последовательная, насколько эмпирическая?

— Как настоящее влияет на прошлое? — не поверил Вик.

В самом ведь деле — нелепость.

— Через пробои пространства — некоторые события назревают дольше, чем можно себе вообразить. А о некоторых причинах мы узнаем позднее, чем осознаем последствия.

Бездонные мысли, недоказуемые тезисы. Все — как и положено в прорицательстве. Отвечая на ироничную улыбку, Венедис показывает свою записную книжку с перерисованной космограммой. Якобы та построена «от обратного» неспроста. Вик не хочет спорить — в Жизни в самом деле многое завязано на мелочные явления, которым невозможно, с первого взгляда, придать глобальное значение.

Луна, понятное дело, не вступает в беседу. Уж она-то должна помнить, как совсем не случайный метеоритный дождь на ее поверхности послужил толчком к началу Большой Войны. Когда это было? Вчера. Или завтра. Луна не понимает концепции Времени в ее человеческой интерпретации.

— И знаешь, что странно, — зевая, замечает Венедис. — Не берусь утверждать, но мне кажется — и тогда, в Войну, и сейчас, при Зеленом Небе, все заканчивалось по-другому…

Похоже, девушка еще пытается расшифровать «космограмму мертвецов» из блокнота. Но Венди ведь не мастер гороскопов?

— …человечество должно было быть стертым с лица земли.

Ну, так же оно и случилось. Практически.

К середине следующего дня Венедис вдруг начала раздувать ноздри, направляя нос по ветру, и даже приподнялась на цыпочках. Потом повернулась на север:

— Насчет двух оленеводов на сто километров вокруг мы вчера немного погорячились.

Старьевщик напрягся — если задержка лавиной ограничилась таким коротким промежутком времени, то впору строить острог и держать оборону по всем правилам фортификации. Чтобы не бегать куда попало, а убивать ищеек как положено — с последующей расчлененкой и изъятием потрохов на корм лисицам. Но Венди сильно не дергалась.

— Не Гоньба? — уточнил механист.

— Мозоль тебе на язык. Нет. Но идут принужденно.

— Много?

— Семь-восемь.

— Подождем?

Посмотрев в спокойные глаза ищеек и наглядевшись, как те резво скачут по курумнику, Вик вовсе перестал опасаться людей. Разумным было найти высотку поудобнее, чтобы вверх подниматься трудно, но на запад с нее соскакивалось легко. Да чтобы восточный склон — как на ладони. И устроить тир по живым мишеням. Или пропустить вперед, во избежание недоразумений. А если кочевье — заняться коммерцией. Только кочевые принужденно не ходят, они как ветер — затекают в отведенную им область пространства. В любом случае следует занять главенствующую на ландшафте позицию.

— Далеко еще, — успокоила Венди. — Даже если мы торопиться не будем, к вечеру не догонят. Значит, идем, как шли, только без стрельбы, и ночью с костром аккуратно.

Вик согласился, хотя сам был за немедленную организацию засады. Откладывать на потом важные дела, особенно — умерщвление себе подобных, он не любил. Но перехватывать инициативу без веских на то причин тоже поленился. Завтра так завтра. В конце концов, даже в чужой жизни значим каждый день — не говоря о собственной.