А времени для задуманного и так оставалось в обрез.
Саранпауль оставлял двойственное впечатление. Когда-то давно поселок был заброшен очень долго и пребывал в забвении — на месте древних, едва угадываемых построек росли вековые деревья.
Что-то отстраивалось заново, что-то навсегда пропадало, напоминая о прошлом только замшелыми очертаниями. Жизнь и смерть. На юге, в каганатах, все-таки больше было Жизни. На западе, за Каменным Поясом, — только Смерть. Старьевщик считал — временно.
Грязь и сгнившие доски дорожных настилов поселок не украшали. Но еще неделя-две — температура в октябре опускается ниже нуля, — и улицы подсохнут. Можно будет не прыгать с кочки на кочку, увязая в маркой глине. К тому времени Вик все-таки планировал оказаться южнее.
Магазин фармацевта нашелся почти сразу — колбы со светящимся голубоватым газом выделялись на фоне обычных масляных ламп у входа. Добротный двухуровневый сруб с крышей-пирамидой, шеренга жестяных воздуховодов от лабораторных вытяжек, свежеокрашенная вывеска «Веществы Рокина» с угловатой стилизованной многоножкой… все говорило о том, что алхимик в поселке — фигура значимая, а тяжелая окованная дверь и редкие окна-бойницы первого этажа — о том, что он вдобавок предусмотрителен и осторожен. Вик крутанул стальной барашек, вмонтированный в косяк, и услышал, как в глубине мелодично заливается колокольчик. Однако — механизм.
Старьевщик снова почувствовал знакомый, едва уловимый зуд входящего в резонанс талисмана. Ниже изображения сколопендры маленькими буквами значилось: «Торговый ярлык нумер осьмой». Похоже, семейство Рокиных находилось в деле уже не первое поколение. Это вселяло надежду на качество товара и почитание хозяином универсальных правил.
Или просто совет Саранпауля не так часто выдает ярлыки на торговлю в границах поселка.
— Кого там нелегкая на ночь глядя? — проскрипело за дверью.
Вик промолчал, был уверен — откроют. До ночи еще изрядно. И отчего все химики стараются выглядеть нудными и ворчливыми стариками?
Открыли. А этот оказался розовощеким толстячком, больше похожим на пекаря. Только недовольного.
Механист не стал тянуть кота за яйца и с порога шепнул заветное, что помогало наладить контакт с членами гильдии фармацевтов на юге:
— Abyssus abyssum invocat.
Означало это, как рассказывали посвященные, «Бездна взывает к бездне» — на одном из древних языков. На нем химики предпочитали шифровать от обывателей свои рецепты. Гильдейцы старались держаться особняком в многообразии всяческих эзотерических учений — их искусство было почти таким же овеществленным, как магия механизмов.
— И чо? — Рокин нарочито невозмутимо ковырнул ногтем между зубов.
— Да ничо!
Вик стянул очки — в помещении царил полумрак.
— Лекарство надо — чтобы ночь продержаться.
Рокин хохотнул:
— С бабой что ли?
— Типа того.
Алхимик понимающе кивнул:
— А серьезно, брат?
Все-таки учение распространялось из одних и тех же истоков.
Вик попросил найти компоненты для пороховой присадки и предоставить на час-полтора место в лаборатории. Рокин махнул рукой — не вопрос.
— И в самом деле — что-нибудь, чтобы до утра не отрубиться.
Это оказалось еще проще. Алхимик начал бормотать про экстракт иботена из молодого мухомора и вытяжку эфедрина из горного хвойника. В лекарственной рецептуре Вик не разбирался совершенно и попросил Рокина сообразить препарат на свой вкус, но чтобы тот действовал без лишних видений. За монетами дело не станет.
Нужные слова, произнесенные в начале, кроме всего прочего, избавили разговор от витиеватых подробностей и звучных мещанских терминов наподобие «Мощь Дэва». Мухомор, он и есть мухомор.
У химии тоже свой запах. Прогорклый, горячий, немного удушливый. Загадочный.
Ртутными каплями разбиваются судьбы, катятся переливающими шариками, иногда — сливаются в одну, иногда — закатываются в трещины на столешнице бытия. В стеклянном змеевике конденсируется чья-то жизнь, источая едкие крупицы любви. В тигле, осыпаясь окалиной, шипя и потрескивая, очищается ненависть. События смешиваются, растворяются в кислотах, возгоняются и рафинируются. Ненужное выветривается с парами или выпадает в осадок.
Здесь что зло, что добро — не более чем реактивы.
Для отдаленного от цивилизации поселка лаборатория Рокина была очень неплохо оборудована. Работая с порохом, сворачивая и набивая картонные гильзы, Вик словил себя на мысли, что чувствует себя почти как дома. Разве что горн здесь слегка поменьше, чем в кузнице. Хотелось остаться. Провести остаток жизни, не выходя из мастерской. Радовать окружающих красочными фейерверками по праздникам. Ладить музыкальные хронометры, настраивать ответные каскады на эйфорию. Это ведь, наверное, здорово — просыпаться счастливым из-за неслышного звука будильника.
А руки делали привычное дело — снаряжали и маркировали патроны. Пуля — дробь, свинец — фарфор.
В лаборатории было все, чтобы пополнить запас керамических боеприпасов. Не было только времени. Старьевщик даже не заметил, как за работой прошло два часа.
— Держи. — Рокин подал ему расфасованное по пакетикам снадобье. — Тут десять порций, больше одной за раз не глотай, промеж приемами не меньше часа, в сутки выше пяти доз противопоказано. Запивай чем-нибудь жирным — лучше молоком. Ссать будет больно — не обращай внимания. Да, кстати, мочу потом тоже можно пить — активное вещество за раз усваивается только наполовину. Что еще… все компоненты — натуральные. Я еще смягчителей добавил — после ломать не должно. Там вообще целый комплекс — против агрессии, галлюцинаций и так — общеукрепляющее.